Пастернак Борис Леонидович

Так приближается удар За сладким, из-за ширмы лени, Во всеоружьи мутных чар Довольства и

Годами когда-нибудь в зале концертной Мне Брамса сыграют,- тоской изойду. Я вздрогну, и вспомню

Кругом семенящейся ватой, Подхваченной ветром с аллей, Гуляет, как призрак разврата, Пушистый ватин тополей.

Приходил по ночам В синеве ледника от Тамары. Парой крыл намечал, Где гудеть, где

Не как люди, не еженедельно. Не всегда, в столетье раза два Я молил тебя:

Это — круто налившийся свист, Это — щелканье сдавленных льдинок. Это — ночь, леденящая

Мелко исписанный инеем двор! Ты — точно приговор к ссылке На недоед, недосып, недобор,

Когда случилось петь Дездемоне,- А жить так мало оставалось,- Не по любви, своей звезде,

Любить иных — тяжелый крест, А ты прекрасна без извилин, И прелести твоей секрет

Я рос. Меня, как Ганимеда, Несли ненастья, сны несли. Как крылья, отрастали беды И

Рассказали страшное, Дали точный адрес. Отпирают, спрашивают, Движутся, как в театре. Тишина, ты —

Стучат колеса на селе. Струятся и хрустят колосья. Далёко, на другой земле Рыдает пес,

О, бедный Homo sapiens*, Существованье — гнет. Былые годы за пояс Один такой заткнет.

Ты в ветре, веткой пробующем, Не время ль птицам петь, Намокшая воробышком Сиреневая ветвь!

Не как люди, не еженедельно. Не всегда, в столетье раза два Я молил тебя: