Заботы дня, как псы, меня бесславно травят, Взывает ловчий рог, бегу я, как кабан…
Палочка-выручалочка, Вечерняя игра! Небо тени свесило, Расшумимся весело, Бегать нам пора! Раз, два, три,
Быть может, у египетских жрецов Учился ты; кой-что познал, быть может, Из тайн халдейских;
1. Леля Четырнадцать имен назвать мне надо… Какие выбрать меж святых имен, Томивших сердце
Ища забав, быть может, сатана Является порой у нас в столице: Одет изысканно, цветок
Тебе ль не жаль родимых побережий, Где так в садах благоуханны розы! Я здесь
Жизнь кончена, я это сознаю, Нет больше целей, нет надежд свободных, Пора пересказать всю
Что чувствовала ты, Психея, в оный день, Когда Эрот тебя, под именем супруги, Привел
Дождь весенний, дождь веселый, Дождь в умильный месяц май, — На леса, луга и
Возвращаясь, мечтать, что завтра, В той комнате, где свалены книги, Этих строк непризнанный автор
Страстно, в безумном порыве ко мне ты прижалась Страстно… Черная мгла колыхалась Безучастно. Что-то
C’est une beatitude calnae el imniobile. Ch. Baudelaire[1] Истома тайного похмелья Мое ласкает забытье.
Кого из жизни бури выбили, Кто сух, как запыленный куст, Не выдавай желанья гибели
Черный и упрямый локон вьется нежно близ меня, Но упорно в рамы окон льется
(Саят-Нова, XVIII в.) Твоих грудей гранат — что меч! Самшит[76] твоих бесценен плеч! Хочу