За полночь пир, сиял чертог, Согласно вторились напевы; В пылу желаний и тревог Кружились
Объято всё ночною тишиною, Луга в алмазах, темен лес, И город пожелтел под палевой
Прямятся ольхи на холмах, И соловьиные журчат и льются песни, И скромно прячется на
Не слышно шуму городского, В заневских башнях тишина! И на штыке у часового Горит
Усач. Умом, пером остер он, как француз, Но саблею французам страшен: Он не дает
Вот старая, мой милый, быль, А может быть, и небылица; Сквозь мрак веков и
Как светел там янтарь луны, Весь воздух палевым окрашен! И нижутся кругом стены Зубцы
От страха, от страха Сгорела рубаха, Как моль над огнем, На теле моем! И
Уж солнце клубом закатилось За корбы[1] северных елей, И что-то белое дымилось На тусклом
Вечерняя звезда, подруга тихой нощи! Чей лик, свечою вдруг блеснувший из-за рощи, Сияньем радует
За стихотвореніе сіе обязавы мы A. C. Пушкину, который доставилъ намъ оное при сл?дующемъ
«Фив и музы! нет вам жестокостью равных В сонме богов — небесных, земных и
5 Конский топот, говор шумный, Клик, и беганье, и стон, И оружья звук —
Ольгу сон тревожил слезный, Смутный ряд мечтаний злых: «Изменил ли, друг любезный? Или нет
Не белые лебеди Стрелами охотников Рассыпаны в стороны, Стремглав по поднебесью Испуганны мечутся. Не