Гумилёв Николай Степанович

Барабаны, гремите, а трубы, ревите, — а знамена везде взнесены. Со времен Македонца такой

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер И одно золотое с рубином кольцо, Чтобы

Одиссей Брат мой, я вижу глаза твои тусклые, Вместо доспехов меха леопарда С негой

Вы дали мне альбом открытый, Где пели струны длинных строк, Его унес я, и

Месяц стоит посредине Дивно-огромного неба, Ветер в бамбуковой чаще, Благоухающий воздух, Благословенна семья. Старшие

Тревожный обломок старинных потемок, Дитя позабытых народом царей, С мерцанием взора на зыби Босфора

Тебе никогда не устанем молиться, Немыслимо-дивное Бог-Существо. Мы знаем, Ты здесь, Ты готов проявиться,

Я твердо, я так сладко знаю, С искусством иноков знаком, Что лик жены подобен

Праведны пути твои, царица, По которым ты ведешь меня, Только сердце бьется, словно птица,

От Европы старинной Отровавшись, Алжир, Как изгнанник невинный, В знойной Африке сир. И к

Ангел лёг у края небосклона. Наклонившись, удивлялся безднам. Новый мир был синим и беззвездным.

Между берегом буйного Красного Моря И Суданским таинственным лесом видна, Разметавшись среди четырех плоскогорий,

А я уж стою в саду иной земли, Среди кровавых роз и влажных лилий,

Еще ослепительны зори, И перья багряны у птиц, И много есть в девичьем взоре

Откуда я пришел, не знаю… Не знаю я, куда уйду, Когда победно отблистаю В