На утесе том дымится Аутафорт, сложен во прах, И пред ставкой королевской Властелин его
Ах, не плачь и не тужи, Мать родная! Покажи, Где его могила! Иль не
Безобидней всех и проще В общем хоре голосистом Вольной птицей в вешней роще Раздражал
Безмолвные поля оделись темнотою, Заря вечерняя сгорела, воздух чист, В лесу ни ветерка, ни
Беда с негромкими чинами, Коль речь заходит о кресте: Хоть я и буду с
Барашков буря шлет своих, Барашков белых в море, Рядами ветер гонит их И хлещет
Ты прав. Одним воздушным очертаньем Я так мила. Весь бархат мой с его живым
Ах, опять всё те же глазки, Что так нежно улыбались, И опять всё те
Ах, как сладко, сладко дышит Аромат твоих кудрей! Но еще дышал бы слаще Аромат
Ах, дитя, к тебе привязан Я любовью безвозмездной! Нынче ты, моя малютка, Снилась мне
Черную урчу с прахом поэта Плющ обогнул; К брошенной арфе девственный пояс Крепко прильнул.
Упрямый лук, с прицела чуть склонен, Еще дрожит за тетивою шаткой И не успел
Амур — начальник Гименея, А Гименей без водки — пас, Вот отчего я, не
«Это у вас, на севере, всё нипочем! Посмотри-ка, Чей там, в дали голубой, парус,
(М. Дмитриеву, который поместил их в «Москвитянине») Как тебе достало духу Руси подличать в глаза?