Не то беда, Авдей Флюгарин, Что родом ты не русский барин, Что на Парнасе
В жизни мрачной и презренной Был он долго погружен, Долго все концы вселенной Осквернял
«Послушайте: я сказку вам начну Про Игоря и про его жену, Про Новгород, про
Мальчишка Фебу гимн поднес. «Охота есть, да мало мозгу. А сколько лет ему, вопрос?»
Лечись — иль быть тебе Панглосом, Ты жертва вредной красоты — И то-то, братец,
Журналами обиженный жестоко, Зоил Пахом печалился глубоко; На цензора вот подал он донос; Но
Оставя честь судьбе на произвол, Давыдова, живая жертва фурий, От малых лет любила чуждый
Арист нам обещал трагедию такую, Что все от жалости в театре заревут, Что слезы
Лук звенит, стрела трепещет, И, клубясь, издох Пифон; И твой лик победой блещет, Бельведерский
Я ускользнул от Эскулапа Худой, обритый — но живой; Его мучительная лапа Не тяготеет
Эллеферия, пред тобой 3атмились прелести другие, Горю тобой, я вечно твой. Я твой на
Я видел смерть; она в молчанье села У мирного порогу моего; Я видел гроб;
Счастлив, кто в страсти сам себе Без ужаса признаться смеет; Кого в неведомой судьбе
Опять я ваш, о юные друзья! Туманные сокрылись дни разлуки: И брату вновь простерлись
Воспоминаньем упоенный, С благоговеньем и тоской Объемлю грозный мрамор твой, Кагула памятник надменный. Не