И опять открыли солнца Эту дверь. И опять влекут от сердца Эту тень. И
Мы всё простим — и не нарушим Покоя девственниц весны, Огонь божественный потушим, Прогоним
Есть демон утра. Дымно-светел он, Золотокудрый и счастливый. Как небо, синь струящийся хитон, Весь
Я долго ждал — ты вышла поздно, Но в ожиданьи ожил дух, Ложился сумрак,
О, наконец! Былой тревоге Отдаться мыслью и душой! Вздыхать у милой на пороге И
Своими горькими слезами Над нами плакала весна. Огонь мерцал за камышами, Дразня лихого скакуна…
Погружался я в море клевера, Окруженный сказками пчел. Но ветер, зовущий с севера, Мое
Вот моя песня — тебе, Коломбина Это — угрюмых созвездий печать — Только в
Безрадостные всходят семена. Холодный ветер бьется в голых прутьях. В моей душе открылись письмена.
Тянет ветром от залива, В теплом ветре — снова ты. Широко и прихотливо Покачнулась
Как сон молитвенно-бесстрастный, На душу грешную сошла; И веют чистым и прекрасным Ее прозрачные
Всё на земле умрет — и мать, и младость, Жена изменит, и покинет друг.
Baudelaire[1] Одной тебе, тебе одной, Любви и счастия царице, Тебе прекрасной, молодой Все жизни
Скрипка стонет под горой. В сонном парке вечер длинный, Вечер длинный — Лик Невинный,
Твое лицо мне так знакомо, Как будто ты жила со мной. В гостях, на